Он заметил её в первый день, когда она принесла посылку в мастерскую. Куртка нараспашку, джинсы с потёртыми коленями, алый лак на ногтях — всё кричало «девочка», но взгляд был взрослым. Слишком взрослым.

— Марк? — она перечитала квиток, смахнув прядь с лица.
— Там. — Он кивнул на ящик с гвоздями, не отрываясь от доски. Рубанок скользил по дереву, оставляя завитки стружек.

Она поставила коробку, задев локтем банку с лаком. Алые капли брызнули на пол.

— Чёрт! Я...
— Не бери в голову. — Он подал тряпку. Их пальцы соприкоснулись на секунду дольше, чем нужно. — Ты новенькая?

Её звали Лика. Восемнадцать, но документы не спрашивали. Городок маленький — все знали, что её мать сбежала с грузчиком, а отец теперь топит печаль в водке.

Искушение

Он начал с мелочей. «Случайно» касался её запястья, передавая инструменты. Оставлял в её куртке шоколадки — «Чтобы не падала в голодный обморок». А потом в лифте старого дома, где они развозили заказы, отключили свет.

— Чёрт! — она прислонилась к стене. Фонарь телефона выхватил её шею, каплю пота над ключицей.
— Боишься? — его дыхание коснулось её виска.
— Нет. — Ложь. Сердце билось так, что звенело в ушах.

Его рука скользнула по её талии, будто проверяя ровность шва. Замри — и он отступит. Дёрнись — обвинит в фантазиях. Но она не двинулась.

— Хорошая девочка, — прошептал он, убирая ладонь как раз перед щелчком света.

Игра с огнём

Он позвал её на склад. «Поможешь с инвентарём». Полки с краской, пыль, пахнущая старыми книгами.

— Держи. — Он бросил ей коробку. Рубашка задралась, открыв полоску кожи над джинсами.
— Вы специально? — она поправила одежду.
— А если да? — Он шагнул ближе. Нагрудный карман его рабочей жилетки задел её грудь.

Она попятилась, наткнувшись на стол. Стопка бумаг рухнула.

— Аккуратнее, — он поймал её за локоть. — Здесь всё хрупкое.

Его губы коснулись её шеи ровно настолько, чтобы не оставить следа. Но руки — те не церемонились. Расстёгнули джинсы, впились в бёдра, заставили вздохнуть резко и влажно.

— Скажи «стоп», — он укусил мочку уха.
Она молчала.

Падение

Заброшенная дача на окраине. Он привёз её ночью, сказав «Покажу кое-что». В комнате — только матрас и бутылка вина.

— Пить будешь? — он налил в пластиковый стакан.
— Нет.
— Умница. — Он выпил залпом, раздавил стакан в руке. — Ты знаешь, как дерево плачет, когда его режут?

Он сорвал с неё футболку. Губы обжигали кожу, оставляя следы, как от горячего клея. Она впилась ногтями в его спину, когда он втолкнул её в стену.

— Тише, — она застонала.
— А если кто-то услышит? — Он прикрыл ей рот ладонью, движения становились грубее.

Она кончила быстро, со стоном, который не смогла подавить. Он — нет. Заставил её ползти по полу, целовать сапоги, пока не сжалился.

— Ты грязная девочка, — он вытерся её же рубашкой. — Но я тебя исправлю.

Слом

Утром она нашла в кармане серебряную цепочку. Как у той, что он дарил жене.

Они встречались в подвале мастерской, где висел портрет его бывшей. Он завязывал ей глаза, пристёгивал наручниками к верстаку. Шёпотом называл «шлюхой», а потом целовал так, будто хотел выпить душу.

Однажды он привёл её в лес.

— На колени, — приказал, расстёгивая ремень.
— Здесь люди ходят...
— Значит, поторопись.

Она делала это, слыша шелест листьев и далёкие голоса. Страх пробирал сильнее, чем когда-либо.

Финал

Она уехала на рассвете, не оставив записки. В кармане его куртки нашла свой алый лак — пустой, с треснувшей крышкой.

Через месяц получила смс: «Ты забыла кед». Приложена фотография: её обувь на фоне верстака, а рядом — тест на беременность с двумя полосками.

Она удалила сообщение. Стерла следы помады с губ. Надела самый короткий топ и вышла на улицу.

Городок по-прежнему пах деревом и краской. И где-то в глубине — её стыдом, который теперь грел, как шаль из колючей проволоки.